Бесы ГоголяДетям до 16 лучше не читатьНазвался груздем неплохо бы объяснить почему. Бесов я помянула в названии не для красного словца, но и не по аналогии с романом Достоевского, хотя есть и между ними кое-что общее. Роман Достоевского нарекли романом предсказанием и предостережением, взглядом в будущее, Гоголь же написал пьесу вне времени, вечной актуальности, а Коляда создал по ней спектакль гарантированного злободневия. Это такой творческий вклад, который с годами не утрачивает потенциал, даже видоизменяясь. «Ревизор» смотрелся актуально, несколько лет назад, в мой первый раз, с тех пор сиюминутная жизнь шагнула вперед, а спектакль стала еще более насущным. Так редко случается, образы обесцениваются быстрее написанного слова. И все-таки Бесы не со страниц Достоевского, а из стихотворения Пушкина:
«Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.»читать дальшеВьюга, слепящая глаза и сбивающая с пути административный аппарат уездного города на сей раз сокрыта в кадиле Хлестокова, посланного к ним за все грехи разом. Но не перстом воздаяния, а наставником. Его явление это явление черта принявшего на сей раз образ француза оголодавшего под Москвой, шаромыжника, отправленного к бесенятам не лекции читать, а сразу на горьком опыте учить. И освещает он своей белой пудрой наоборот, в перевёрнутом значение, как и полагается черту.
Хлестаков по Коляде, по определению не может себе в Питере чего-то не выслужить. Он уже давно все выслужил. Хлестаков готовая для работы в высшем чиновничьем аппарате бестия и если по должности не ревизор то какая-та другая, не меньшая гадина. Его первое знакомство с городничим сводиться к противостоянию – какая сука сучарастей сволочь сволочней и кто кого под себя прогнет. Поединок заканчивается условной не чьей, напугать местных до недержания Хлестакову удалось, но до апогея ситуацию довести разом он не смог, в грязь лицом городничего не усадил. Поэтому и остался мнимый ревизор на второй акт в бесенятнике, посмотреть, как далеко сможет зайти.
Бесы универсальное имя многих зол. Местные бесенята живут в Евразийском междусветье. По стенам ковры аля «Операция «Ы»» с кошечками и лебедихами, а по центру главный аттракцион – грязный омут, «поле» с земляным месивом, позади которого располагаются деревянные трибуны, служащие витриной для выставления чиновников. Бабье крестьянство и купечество одето в телогрейки, а наряды верхушки местной власти венчают тюбетейки. Что делать, татаро-монгольское иго проходило близко и осело потом за соседним забором. Главными же аксессуаром к костюму любого сословья являются галоши и ведро, оно же универсальная мебель. Без затей зато точно.
И как в спектакле уживается Европа и Азия так уживается суеверная вера и жестяной патриотизм, не понятно лишь, на чем в большей степени земля русско-азиатская держится. Стоит ли она на знаке виктория, олицетворяющем высшую столичную власть, которой восхищено поклоняются как идолу, с постоянной рогатиной из пальцев, словно защитным оберегом. Знаком причастности, лояльности и поддержки во всех решениях и начинаниях. Или держится земля как на ниточке, на молитве, сотворенной ради покоя телесного, подменяющего умиротворение душевное. На что больше уповаем? Часто из двух зол даже не выбирают, а для большего эффекта пускают в ход то и другое. Так лучшее средство от самых страшных невзгод начертить раздвинутыми словно буква V пальцами крест, чтобы поклониться сразу всем Золотым тельцам. К местной власти отношение проще, ее чиновники не бояться, а просто любят, по-семейному. Свой ханчик с амбициями Македонского, родной, к нему привыкли. Как чистыми ногами в грязь, тоже дело привычки. Крест соединенный с викторией средство на крайний случай, вроде ревизора, все-таки заехавшего в уездный город.
Сложно поверить, что в уездном городе совсем ошиблись, Ревизор-Ягодин должен оказаться ревизором, разве что направленным в другую губернию. Он не авантюрист, слишком точно знает, что делает и в чем его сила. Он почти моментально занимает позицию над всеми, сверху. Если совсем без обиняков, спектакль в целом часто напоминает грубую постельную сцену, в которой от Хлестакова достаётся всем. Дамам еще относительно везет, с ними ревизор даже заигрывает своим – «ла-ла-ла», заменяющем – «чай, кофе, потанцуем», с остальными обходиться без прелюдий и приходиться терпеть, потому что каждый знает через какой проход выходят в генералы. И только это знание и спасает городничего от безумия, отсрочив горькое прозрение. Надругались, но есть ради чего терпеть. Счастлив тот, кто не понимает или считает что только так и можно. Дочке городничего повезло больше чем ему, ему изначально понятно, что с ним делают, он и сам такое проделывал, а когда и иллюзии улетучились не особо сладкое, сменяется совершено горьким. Отношение с властью, а через нее, как посредника, с родиной, так давно напоминает акт извращенное любви, что с этим все смерились. Мысль, что может быть иначе городничего даже не посещает. В грязи все происходит через надругание над человеком, главное чтобы после не решили что тебе еще и мало.
Многим, как выясняется, и правда мало. Никто из чиновников не отказывается почитать письмо Хлестокова вскрытое почтмейстером и принесённое в виде очередной порции грязи. Вроде бы все они этой грязи благодаря себе и ревизору уже вдоволь наелись, но напоследок все равно каждому хочется еще раз в ней извозюкаться ради сомнительного удовольствия вымазать соседа.
Над чем же смеёмся? «Смеемся» над закольцованностью, под песню про двенадцать разбойников звучащую в начале и конце спектакля с разными смыслами. В первый раз на сцене стоят сами разбойники, чиновники уездного города, а во второй раз они уже жертвы Хлестокова. Вор у вора шапку украл, мелкий бес, бесенят поучил, а вот совесть что должна проснуться в словах последнего куплета так и остаётся крепко спящей условностью. Другое дело земля, ее еще можно пробудить. Грязь, скрывающая в себе столько образов, от денег, до порока, дальше грязи во всех этих ипостасях не уходит. Грязь остаётся грязью в которую все упирается и куда втаптывают того кто даст себя втоптать. Но это там, у чиновников, а у людей ступенькой ниже ковриков своя жизнь. Они грязь руками соберут, перекрестят, авось бесы из нее выйдут и окажется что не грязь это вовсе, а земля, которую можно засеять, а если повезёт на ней еще что-то путное вырастет.
@темы:
театр,
Коляда-Театр